Смерть родителей и душевные травмы. Что скрывают юмористы?

Они остоумны, смешны и лучезарны. Их шутки веселят целые залы, а их шоу на ТВ мгновенно попадают в топ. Но оказалось, что популярные юмористы порой могут и откровенно рассказать о своей боли. И заставить нас плакать. Тяжелые темы нельзя прятать, от этого еще больнее. О страшных потерях поговорил стендапер Иван Абрамов в своем подкасте с коллегами по цеху — Азаматом Мусагалиевым и Андреем Бебуришвили.

Азамат Мусагалиев: «Отец мне долго не снился»

Азамат потерял отца в 16 лет и очень редко говорит об этом. «Мне вообще долго не снился отец после его смерти. Но снился несколько раз подряд один и тот же сон. Здесь, в Москве, где я живу, у дома — парковка, а на дороге есть перепад высот асфальта. Я купил себе комфортабельный автомобиль, дорогой... И вот во сне я подъезжаю к этой ямке и очень аккуратно пытаюсь проехать. И как только проезжаю, смотрю в зеркало заднего вида, а там сидит папа и говорит: “Ну вот, Азамат, видишь, на моей машине вы как на арбе ездили. А свою машину купил и смотри, как ты о ней заботишься”.

А я ему отвечаю: “Папа, ну ты сравнил! Твой 412-й “москвич” и был арбой”. И начинаю ему рассказывать: смотри, какая машина, здесь так, а вот здесь так, а еще в ней люк открывается... Он удивляется: “Вот это да!”... Я просыпаюсь, но продолжаю еще некоторое время додумывать сон: что надо папу на съемки его сводить. Чтобы приснилось, будто мы с ним пришли в “Главкино”, а мне там чай подают, одевают, причесывают, встречают... “Смотри, пап! Смотри, смотри, что сейчас скажут...” И тут: “Встречайте, Азамат Мусагалиев!” Видал, это меня позвали...»

«Папа терпеть не мог “4” по математике, он не понимал, что это такое за оценка... Он хотел, чтобы всегда была “5”. И я сейчас сам начал понимать, что все это время иду за этой пятёркой... Мне говорят: “Азамат, ты сейчас на пике. У тебя столько проектов!”. Но я-то иду не за этим, я иду за той оценкой, которой не будет больше никогда. И думаю про себя: “Да, да... Но это не “5” по математике... ее не будет”. Но я не хочу это признавать и такой: “Пап, круто?”. А в ответ тишина...»

«Что значит отпустить это? Как отпустить человека, которого нет... если он приходит сам. Но я и не хочу отпускать, не понимаю слова “отпустить”. Я хочу говорить своим детям, что в моей жизни был такой человек... Представь, Азамату Мусагалиеву оторвало ногу. И ту боль, которую он ощутил в тот момент, может понять только человек, которому тоже оторвало ногу. А потом приходит врач на двух ногах и говорит: “Азамат, забудьте про это, живите полной жизнью, все будет хорошо” Понятное дело, жизнь продолжается. Но как я могу забыть боль, которую ощутил?».

«Я понял, что так много работаю и все эти проекты и шоу делаю с преобладающим чувством необходимости — это надо делать. Чувство ответственности преобладает... И я подумал: а что я на самом деле хочу сделать? И в этом году с ребятами-соавторами решили создать проект. Мне очень сложно называть это “проектом”, потому что для меня это нечто большое... Я впервые пишу драму — это ребята так назвали. А для меня это не драма, а моя жизнь. И ответ на вопрос, почему я так много работаю. Слава Дусмухаметов спросил: “А кому ты это рассказываешь? Кто по ту сторону экрана? Тебе не кажется, что ты хочешь, чтобы все это увидел твой отец?” Это сериал из восьми серий. И когда я представил, что по ту сторону экрана смотрит папа, мне стало легче “вытаскивать” какие-то вещи. Я считаю, что это шаг для меня. Я просто хочу, чтобы это было снято и... где-то у меня хранилось».

Андрей Бебуришвили: «За ту фразу мне до сих пор стыдно»

Андрею сейчас 30 лет, пять лет назад он потерял маму.

«Мы с мамой один раз поругались за всю жизнь. Я сказал ей ужасную фразу, до сих пор стыдно. Я был тогда, по-моему, в седьмом классе. У меня был одноклассник, семья которого жила сильно лучше, чем мы. И я все время об этом говорил маме. И она сказала: “Ну, иди туда и живи. Родителей не выбирают”. И я ей в ответ: “А жаль...” Она мне дала пощечину, разревелась. И я разревелся. Я испытывал чудовищные угрызения совести, потому что мама воспитывала меня одна, постоянно работала».

«Мама искала новую работу в Сочи, и надо было пройти полное медобследование. В легких нашли пару затеменений... Мы поехали в Волгоград, и все вырезали, была обширная операция на легком. Потом химиотерапия. Она очень сильно кашляла. И я предложил ей долечиться в Израиле. А дед сказал: «Ни в коем случае. У нас в Волгограде отличные врачи...» (Дед Андрея по папе известный врач, и сам Андрей окончил медицинский вуз — прим. ред.) Потом у мамы начались сильные провалы в памяти. Она не помнила, что мы вчера по телевизору смотрели весь день. Срочно сделали МРТ головы, и в «идеальной» волгоградской клинике ничего не нашли. Потом, когда она начала все забывать и сама сильно пугаться этого, нашли метастазы. Потом она перестала говорить вообще... И я очень сильно злился на дедушку, не общался с ним где-то с полгода. Я винил его в том, что он не дал мне ее лечить, а положил в эту клинику. Он так быстро списал со счетов маму — главное, чтобы с Андрюшей, то есть со мной, все было хорошо, чтобы я не переживал. Мама начала меняться, ей было страшно, она была еще в себе, как мне казалось. Потом личность стала распадаться сильнее... И ее выписали домой. Нам ее отдали на сохранение к бабушке и прописали сильный анальгетик, практически наркотик. Мы спросили: «Зачем?» Нам ответили: «Чтобы вы могли тоже спать, потому что ей будет очень больно»... И мы кололи ей это лекарство. Через какое-то время я улетел в Москву, потому что... устал. Помню наступил самый худший момент, когда ты уже ждешь... И мне позвонили и сказали: «Все, это закончилось...»

«Я не имел права плакать при маме никогда, когда она болела. Даже кода она сама отворачивалась. Я сдерживался, выходил. Показывал ей “Камеди”. Мне казалось, она смеялась... Я хотел, чтобы она перестала болеть, чтобы ушла боль. Когда это случается... Это невозможно описать, смысл теряется во всем...».

«Я прилетел на похороны... И началось все то, что я терпеть не могу. Самую красивую женщину на свете одели, как матрешку... Этот ужасный макияж я стирал прям там... Бабушка, которая постоянно плачет... А через день после этого мне надо было лететь вести стендап-фестиваль. Думаю, меня это спасло на тот день. Меня очень раздражают люди, которые говорят: “Я тебя так понимаю”. Я хочу сказать этим людям на будущее, чтобы не думали даже кому-то так говорить. У каждого это свое, и не надо в это лезть».

Иван Абрамов: «Папа ревел, как ребенок»

Мама Ивана трагически погибла, когда ему было всего 14 лет, произошёл несчастный случай.

«Папа даже сам не смог мне сообщить. Мне дед звонит из Волгограда и говорит: “Ваня, мы билеты берем. Ты не знаешь? С мамой плохо...” А я в Фифу-2000 играю, мне не до того. Мама до этого два раза в аварии попадала. Я звоню папе — он постоянно сбрасывает, маме звоню — абонент недоступен. У меня даже в мыслях не было... Маме было 39 лет... Вечером пап пришел домой. Вместе с ним — дядя Толя, его друг детства. Я: “Где моя мама?!” А дядя Толя говорит: “Мама погибла”... Папа ревел, как ребенок. Я боялся, что он сойдет с ума. Поэтому сам не мог нормально поплакать. Мне так было страшно за него. Я решил, что буду следить, чтобы с ним ничего не случилось. И будто закрылся внутри. А утром проснулся и понял, что это не сон».

«Когда мама ушла из жизни, я понял, что я теперь сирота, я один... С братом мы враждовали, а с отцом мы никогда не делились ничем. С мамой же мы были очень близки, я с ней всем делился. Меня как будто лишили одновременно и мамы, и лучшего друга...»

«Говорят, время лечит. Но даже спустя много лет я мог зареветь в голос от мысли, что я так давно не обращался к кому-то “Мам!”... “Мам, а где мои джинсы?” А потом останавливаю себя: “Ты опять хочешь пострадать?” Мама была очень эмоциональная, любвеобильная по отношению к нам, я очень к ней прикипел, я был маменькин сыночек... Понимаю, что это нужно отпустить... Не забыть, а именно прогоревать. Из-за этого я и пошел на психоанализ...»

«Прошло столько лет... У меня родилась старшая дочь, младшая дочь. Как-то мы все вместе фотографируемся... А у папы на фотографиях скорбное лицо... Он однолюб, в нем сидит эта боль, он не может радоваться. Он живет в доме один. Повесил на стену портрет ушедшей жены, своих папы и мамы. Окружил себя людьми, которых уже нет... Я с ним пытаюсь говорить: “Дед Витя и бабушка Тома потеряли дочь. Они переехали из Волгограда в Одинцово ради нас. И они живут дальше. Они плачут. Но они живут и на днях рождения поют...”Мама была очень жизнерадостная, она была “зажигалочка”. Я сказал отцу: “Она бы тебе первому подзатыльник дала. Невозможно смотреть, как ты страдаешь”. Мы с ним поплакали, поговорили. Было очень тяжело... Потом не общались две недели. И вот он мне позвонил: “Все, теперь по вашим заветам теперь живу”. Снял гитару со стены, разучивает аккорды...»