Вика Цыганова: «О Кобзоне даже после смерти нельзя говорить – прилетит»

Исполнительницы хитов «Лето пьяное», «Любовь и смерть» поговорила с корреспондентом «Собеседника» об отношении к старости, к популярным артистам, вроде Бузовой и Моргенштерна, а также объяснила, почему двадцать лет не появлялась на телевидении

Слава Цыгановой гремела в 90-е, но и сегодня, спустя десятки лет, Вика в строю. Певица пишет новые песни, а также успешно занимается своим бизнесом, брендом одежды.

– Буквально перед вашим звонком я получила сообщение от Дидье Маруани, лидера французской группы «Space», что он написал для меня песню, – говорит Цыганова. – Также я записала песню «Земля в иллюминаторе» в новой аранжировке, думаю, эта песня имеет право на существование в женской версии. Думаю, поклонники старой версии не будут против. И, конечно, не могу не упомянуть проект «Суперстар».

– Слышала, вы в пандемию неплохо заработали, тогда как ваши коллеги жаловались на безденежье…

– Я много работала, в целом, в жизни мало отдыхала. Я, как лошадь Пржевальского, дикая, которая не соизмеряет свои силы. Я живу достойно – мне грех жаловаться, в отличие от многих коллег, которые не имеют работы, бизнеса. Я никогда не копила, не буду говорить о подушке безопасности, но, повторюсь, мы много работали. Не так давно начали вкладывать средства в живопись Фёдора Конюхова, легендарного путешественника, художника, священника. Он борется за сохранение человеческой, Божьей сущности, а не цифровой. Я счастлива, что к этому сопричастна.

– Не скучаете по 90-м?

– Сейчас век потребления и комфорта загнал нас туда, куда загнал, к утилизации, скажем так. Раньше было другое качество жизни. Сейчас я не знаю, куда вести людей, за что агитировать. Надо отстаивать божью принадлежность, это энергия, которая работает. Вся моя жизнь настроена на это.

У меня ведь было много критических периодов в жизни: война, поездки в Чечню, борьба со своими амбициями, полное забвение в профессии после успеха, но я никогда не сдавалась. Сейчас пришёл момент осмысления, хочется поделиться этим с людьми.

Скучаю ли я по тем временам? Все были на равных условиях, идея коммунизма охватывала всех, были бесплатное образование, медицина – одна из лучших. Можно было оставить ключ от дома под ковриком и пойти по своим делам – по таким вещам скучаешь, особенно когда находишься под камерами за решёткой, скажем так. Мне такая жизнь не доставляет радости. Да и люди перестали верить в добро, в любовь – жизнь стала похожа на комфортное прозябание.

– Говоря о забвении, вы имеете в виду последние двадцать лет?

– Да, я не могла общаться со своей публикой, я могла только ездить на гастроли. Я не сидела у кормушки «Первого канала», не служила власти, у меня нет ни одной правительственной награды, даже за возвращение Крыма, хотя я ездила туда 23 года подряд. Мне просто намекнули, что эта премия где-то есть.

– А не обидно, что нет званий?

– Я иногда говорю себе: «Какое счастье, что я не стою в одном ряду с нашими народным артистами». Свобода – это самое ценное в моей жизни. Меня в жизни всегда поддерживали мои старшие товарищи, действительно народные артисты, такие как, Инна Чурикова, Глеб Панфилов – не устану называть их имена, я им очень благодарна.

– Так всё-таки, кто перекрыл кислород – Пугачёва или Кобзон?

– Да никто ничего не перекрывал, просто каждый выбирает свою дорогу. Алла Борисовна всегда отстаивала свои ценности, при том, что она всегда жаловалась, что её закрывали, а она всю жизнь была на экранах. О Кобзоне даже после смерти нельзя говорить, иначе прилетит.

– Вам прилетело?

– Да, конечно, двадцать лет забвения, чёрная метка на телевидении. А по поводу интервью у Кудрявцевой, я всё, что сказала, сказала с юмором. Я не самая последняя женщина, а Иосиф Давыдович – мужчина, такие сегодня – редкость. Думаю, он бы на мои слова не обиделся.

– Недавно вы заступались за Бузову, а как к Моргенштерну относитесь?

– Сложно это всё комментировать. Они – герои своего времени, продукты, если правильно сказать. За Олей Бузовой и за тем же Моргенштерном стоят определённые силы, которые просто используют этих людей. Но я знаю, что у них есть сердце, им так же больно, они тоже плачут. И у них есть возможность перерасти во что-то хорошее и повести за собой людей к свету, что уже невозможно сделать Собчак. Ксения давно играет на чёрном поле, несмотря на свой потенциал и ресурсы.

– Как к старости относитесь?

– Старость, думаю, меня не застанет. Душа не знает возраста, хоть тело и может устать. У меня пенсионный возраст, к примеру, но я бегу на встречу к Конюхову, затем по проекту с Маруани, делаю новую коллекцию, планирую снять собственный фильм – о старости думать некогда.