«Мне 48 лет, я ничего не забыл»: Стас Костюшкин о сексуальном насилии в детстве, кризисе и коронавирусе
Гостем нового выпуска шоу «Алена, блин!» стал певец Стас Костюшкин (48). В интервью артист откровенно рассказал, что он и его семья уже переболели коронавирусом, как справляется с «коронакризисом», а еще впервые признался в сексуальном насилии в детстве.
О коронавирусе
«Я приехал из Крыма 25 февраля и на следующий день у меня поднялась температура, потом легкий озноб, а на следующий день я абсолютно потерял обоняние. Я не понимал, что ем. Это длилось ровно две недели. Я уже подкашливал. И самое, что смешное, тогда уже начиналась легкая истерия и здоровались кулаками, вот как сейчас. И если ты чихнешь или кашлянешь, то это уже вызывало к тебе какую-то мгновенную неприязнь. Тогда все знали, что что-то происходит, но ясно, что именно не было. Да и я ОРВИ болею круглогодично. Тогда вообще был такой период, что температура есть – нет, дышать тяжело – нет, ну да подкашливаю – ну значит ОРВИ. У нас еще заболела нянечка Мирона и приехала скорая. У няни была температура, она кашляла, как Некрасов перед смертью, а они сказали: «Да ничего» и уехали. Никто ничего не делал. У нас потом переболели все, но в такой легкой форме».
О кризисе
«Конечно, есть запас какой-то денег, но он быстро заканчивается. Плюс у нас дом в ипотеку – около двухсот тысяч рублей в месяц. Но я к такому приучен, когда распался «Чай вдвоем», оказалось, что у нас ничего нет. А сейчас, до того, как это стало мейнстримом, я начал продавать медицинские маски. Мы ничего не накручивали, у нас есть хорошие отношения с китайскими заводами, поэтому и цена, и качество были очень хорошие. Я продал машину, потому что понимал, что сейчас буду ездить на мотоцикле. Вот у меня и появилась подушка безопасности. У меня и жена сейчас зарабатывает на рекламе в Instagram. Все думают, что звезды такие небожители, хотя мы такие же нищеброды, как и все».
О сексуальном насилии
«Никто не знал. Это был второй класс, может, первый – мы были очень маленькими, лет 8. Мы поехали на поле, на котором, как нам рассказали, есть завод бракованных стекляшек – а мы тогда играли в «Лунтиков». Вот мы с ребятами (впятером) и поехали туда. Потом я вижу, что идет парень какой-то, и я так сразу в палисадник забежал, а он меня увидел и говорит: «Пацан, ты там вернешься?» А я стою, мне безумно страшно и понимаю, что в этом ничего хорошего нет. Это то время, когда к тебе кто-то взрослый подходит – это плохо, скорей всего, значит хулиган. А я так верчу головой, что типа я не вернусь. На что он мне сказал: «Тогда ты родителям вот этих четверых передай, где я их закопал». И я понял, что моих друзей убьют. Надо было возвращаться. Я очень боялся, но вернулся. Он говорит: «Все, короче, ложитесь. Каждый открыл рот». Он достал член и засунул каждому в рот. А я не понимаю, вообще, что это. Мне восемь лет. И ты знаешь, запах, привкус – я все помню до сих пор. Мне 48 лет, а я ничего не забыл. Тогда мы ушли все и договорились, что никому об этом не скажем. И больше к этой теме не возвращались».
